Том 1. Камни под водой - Страница 44

Алексей все же нашел какого-то мальчишку, который развлекался тем, что лазал по сугробам с лыжными палками в руках, но без лыж. Мальчишка привел его к дому, где жили учителя. Несколько берез — в розовом от солнца кружеве заиндевевших тонких ветвей — стояли у крыльца.

— Красиво тут у вас, — сказал Алексей мальчишке.

— А вы, дядя, моряк? — спросил тот.

Алексей надвинул ему шапку на глаза и пошел к дому. Поднялся по скользким ступенькам, отдышался, решительно постучал.

— Да там открыто, — хихикнул мальчишка. — Внизу учителя живут, а наверху наши классы: первые и вторые. А средние вон там, — он показал палками на другой, нового дерева дом. Дверь действительно оказалась открытой. В длинном коридоре было сумрачно и казалось холоднее, чем на улице. Уже менее решительно Алексей постучал в ближайшую дверь. Долго не открывали. Потом в коридор выскочила девушка в накинутом поверх халатика пальто.

— Ой, — сказала она, наткнувшись на Алексея. — А я думала, что молоко принесли.

— Нет, не молоко, — Алексей улыбнулся замерзшими губами. — Где тут Кузьмичева живет?

— А, вы это к Наде. — Девушка посмотрела на него с любопытством. — Ее нет. Она в Лавду повезла драмкружок на смотр и вернется только к вечеру.

— Как же быть? Я с поезда, в ботинках, и замерз здорово.

— Чего быть? Посидите у нее, и все. К себе я пока не приглашаю: бедлам потрясающий. По воскресеньям я всегда отсыпаюсь. Вот ее комната, — показала она на дверь рядом.

Говорить, что это неудобно и прочее, было глупо, потому что Алексей сильно продрог и где-то надо было дожидаться вечера.

Маленькая, похожая на каюту, комната Нади была переполнена светом. Солнечные лучи, ломаясь в ледяных наростах на стеклах окна, падали на беленые стены, крашеные доски пола и, рассеиваясь, проникали во все закоулки. Правда, особых закоулков и не было. Железная кровать, стол, полка с книгами, большая печь с маленькой плитой; за марлевой занавеской перевернутый ящик, на нем ведро с водой и кастрюльки — вот и все. Из мелочей: два каких-то цветка в глиняных горшках на подоконнике, по-видимому, безнадежно завядшие; большая литография «Сиверко» Остроухова над кроватью и открытка, всунутая в уголок рамки у зеркала: поздняя осень, уже совсем голые деревья на берегу моря и дымок парохода.

Открытка была знакома Алексею. Он помнил, как они с Надей смотрели выставку в Академии художеств, а когда уходили, она попросила его купить в ларьке открытку, чтобы с ее помощью надеть боты — у гардеробщика не оказалось рожка. Алексей купил эту — с морем и голыми деревьями. Наде открытка понравилась. Она решила, что это кощунство — мять ее. И потом там, где дымок, конечно, плывет он, Алексей. Пришлось купить для бот другую открытку, похуже и без дымка.

Весь день Алексей топил печку и то читал томик Маяковского, который взял с полки, то по моряцкой привычке шагал из угла в угол и все курил и курил. Несколько раз приходила Валя — так звали соседку — и приглашала его к себе. Он отказывался и все расспрашивал о Наде. Но Валя рассказывала только всякую чепуху: у них под окнами прошлый вторник ночью волки съели собаку, а все думали, что это дерутся пьяные. Наде попадет от завуча, потому что у нее замерзли цветы, а они школьные. Вообще Надька дура, потому что после института ее посылали в три разных сельских места и везде то предлагали преподавать анатомию вместо литературы, то оказывался полный комплект учителей. А она, вместо того чтобы взять свободный диплом и устроиться в Ленинграде, поехала еще в четвертое место — сюда. Ну и, конечно, сперва ревела ужас как. И от тоски, и потом ребята в младших классах плохо понимали ее — очень сложно материал давала. Теперь ничего, привыкла и научилась, но плохо с дровами. Летом завхоз не завез — не было машины. Теперь есть машина, а там, где лежат дрова, — дороги занесло и не проехать. Приходится самим колоть горбыли от бревен, а когда очень уж не хочется — у директора колотые дрова воруют. У него много дров, так они, как горьковский Пепе у инженера, — от многого немножечко.

Алексей сказал, что этому директору надо дать горбылем по черепу. Потом выяснилось, что директор единственный мужчина в школе, да притом какой-то и не мужчина совсем, а как вареная корюшка, и они с ним что хотят, то и делают. Вот завуч — хотя и женщина, но…

Алексей сидел на корточках перед печкой и выковыривал из нее уголек, чтобы прикурить очередную папиросу, когда ему почудился за стенкой в Валиной комнате Надин голос.

Уголек вывалился из печки и быстро чернел.

Алексей все не прикуривал. Он слушал. Когда за стенкой засмеялись, ему показалось, что это смеются над ним. Минут через пять Надя вошла в комнату.

— Здравствуй, Алексей, — первая сказала она.

— Здравствуй, Надя, — он по-прежнему на корточках сидел у печки.

Надя медленно сняла пальто и откинула с головы платок.

— Ты получила эту… телеграмму? — спросил Алексей, заглядывая в топку и морщась от жара.

— Да.

— Ты не сердишься, что я так, без разрешения, приехал?

— Нет, ничего…

— Мне было здорово страшно. И только когда шел через этот ваш лесок… Потом пацана встретил с лыжными палками. — Алексей начал засовывать в печку большое корявое полено. Оно не влезало. — Вот видишь, от смущения я ломаю твою печь.

В коридоре кто-то скрипел половицами и, должно быть, отряхивал снег — гулко стукали друг о друга валенки. Где-то в доме плакал ребенок.

Надя стала греть над плитой руки.

— Не надо ломать печку. Я и так мерзну тут с утра до ночи.

Она сказала это совсем серьезно: или думала сейчас не о том, что говорила, или намеренно отказалась принять шутку.