Том 1. Камни под водой - Страница 85

Машины в их колонне сразу потеряли друг друга… Еще было страшное, когда вдруг заработал снегоочиститель. Черт его знает, как он включился. Но вдруг стал ползать по стеклу взад и вперед черный жук.

А зачем он тогда поехал? Почему? Дурак! Такой же, как и сейчас дурак. Их было восемь машин в колонне. Везли помпы на Укамский золотой прииск. На прииске затопило шахту. Им сказали, что надо ехать, что срочно нужны помпы. Они поехали, хотя и слепому ясно было, что вот-вот начнет бить пурга. И засели. Не успели проскочить.

В конце третьих суток стало чуть стихать, и их нашли самолеты. Самолеты искали их и раньше, но разве в пургу найдешь?

Когда до сознания дошло, что где-то гудят самолеты, моторы, так сразу и силы хватило выбраться из кабины.

Над самыми-самыми сугробами, весь в снежных вихрях, качаясь, как пьяный, летел «По-2». Бояриков заплакал, замахал руками. Если самолет летает так низко, наверное, летчики пьяные. Иначе не может быть, иначе — страшно.

Эти летуны искали их все эти трое суток — в кромешной тьме и морозе. Вот это ребята, вот это работенка! Не то, что шоферить…

Встречный ветер на крутом повороте отстегнул ватный утеплитель с капота и швырнул его на ветровое стекло. Бояриков от неожиданности вздрогнул и выругался. Пришлось опять останавливаться.

Бояриков вылез, пиная скаты унтами, обошел вокруг машины. Только после этого закрепил утеплитель.

От курева и бессонницы во рту было противно. Бояриков черпнул снега с обочины, пожевал его. Дурной вкус не проходил. Бояриков еще раз лягнул каблуком передний скат и сорвал пучок хвои с ближней сосны. Потом потер лицо снегом и влез в машину.

С полминуты он сидел, закрыв глаза, — жевал сосновые иглы. Они были обледеневшие, душистые.

Наконец, не открывая глаз, нащупал рычаг скоростей и тронул машину. Теперь глаза пришлось открыть.

МАЗ взревел, и они опять понеслись вперед, приминая свежий снежок.

Дорога сузилась еще больше. Ветки лиственниц то и дело били по смотровому стеклу и крыше кабины.

Бояриков жевал сосновые иглы. Это полезно: витамины. В Заполярье обязательно надо есть витамины. Да, так и нашли их тогда летуны…

Однажды, уже здесь, в Сибири, он вез в Падун на строительство перемычки фотографа и рассказал ему про тот рейс в пургу на Укамский прииск. Фотограф вдруг рассердился и сказал, что летчики никогда не поднимаются в воздух выпивши, а если «По-2» качался, то это из-за воздушных потоков, которые особенно сильны низко над землей.

— Что ты, фотограф, знаешь о жизни? — спросил Бояриков. — Запомни: трезвому слишком страшно летать, когда собачит пурга и совсем не видно земли!

— Они летели к тебе на помощь, — сказал фотограф. — И ты просто глупый человек, если думаешь, что они были пьяными. Ты серый человек. Ты не веришь в людей, в их благородство.

Тогда Бояриков обиделся и остановил машину.

— Вылезай — приехали! — сказал он.

Это было где-то на глухом участке, в тайге, но фотограф не стал ругаться и вылез. Боярикову стало стыдно, но он все-таки уехал. Правда, он знал, что следом идет другая машина и подберет фотографа.

В тайге нельзя просто так бросать человека…

Вот и Медвежий ручей. Почему он и в морозы не замерзает? Красивая тут пойдет сейчас природа, только держись!

Бояриков остановил машину, отцепил ведро из-под кузова и пошел за водой.

Он шел по узкой дорожке в снегу — большой, тяжелый, в унтах и черном ватнике, в старом танковом шлеме.

Вокруг стыла на предутреннем морозе тайга. Она раскинулась широко — по сопкам и лощинам — от востока, где начинало рыхлеть и светлеть небо, до запада, где низкие тучи хранили на себе слабый отблеск электрического зарева. Там, на западе, и днем и ночью работали на Ангаре люди: крушили лед, опускали на дно реки огромные ряжи — делали перемычку для самой большой в мире ГЭС — Братской.

Бояриков залил воду в радиатор. Остатки плеснул на мотор. Столб пара поднялся в воздух и долго не рассеивался.

Потом с востока, где медленно начинали рваться тучи, дохнул морозный ветерок, и пар холодными каплями осел на капот МАЗа.

— Ну, напился? Доволен? — спросил Бояриков. — Тогда поехали. Горку нам надо еще одолеть и — все.

Колеса опять стали наверчивать километр за километром. Впереди все круче и круче задиралась к небу дорога. Потрескавшиеся каменные глыбы то и дело стали показываться на ее обочинах.

Теперь Бояриков ни о чем не думал, кроме этой дороги, которую пробили бульдозеры сквозь таежные завалы и каменистые осыпи, дороги, то разбитой сотнями колес, то гладкой на камнях и скользкой от налетов свежего снега.

Теперь Бояриков ничего не слышал, кроме натужного воя мотора, скрежета в коробке скоростей и позвякивания изоляторов в кузове.

Справа расступились деревья, стометровый откос упал вниз — к самому льду Ангары. Начинался самый крутой и опасный участок трассы.

— Давай, давай, давай, старик, — подбадривал Бояриков машину. Он говорил эти слова негромко, шепотом. МАЗ с натугой, задыхаясь, полз возле самых пней, ограждающих бровку дороги. Бояриков тоже напрягся, грудью давил на баранку, привычными толчками перекидывал рычаг скоростей, помогая машине. Но она ползла все медленнее.

Снег! Снег виноват. И на левом заднем скате стерлась больно сильно покрышка. А может, просто устал? И он устал, и машина… Ну, ну, капельку еще… Какой обрыв крутой… «Пересеченная местность» называется…

Что-то заскрипело под колесами, и машина пошла увереннее. Гарь, шлак скрипит. Позаботилась чья-то добрая душа. Ну, тогда-то что… Теперь пустое…

Уже заметно светало, когда Бояриков затормозил возле фанерного домика — прорабки шестого участка. Выцветший лозунг висел над окнами домика: «Строители, первыми на линии закончим объем капитальных работ!»